Авторитаризм, тоталитаризм или деспотия: что происходит с Россией и как это закончится?

Научный сотрудник Александровского института Университета Хельсинки политолог и социолог

Термин тоталитаризм стал очень популярным в связи с войной, хотя он и не является строго научным. Это скорее продиктовано эмоциональным порывом посильнее заклеймить российский режим. На самом деле российский режим - это авторитарный режим персоналистского типа. Авторитарные режимы бывают очень разными и отличаются по степени репрессивности. Иными словами иной авторитаризм ничем не лучше тоталитаризма. Персоналистские диктатуры - самый распространенный вид авторитарных режимов и характеризуется фактическим отсутствием институциональных ограничений персональной власти политического лидера. Не стоит путать с монархией, там все-таки есть какие-то правила. Например, правила престолонаследия.

Специалист по политической теории. Приглашенный исследователь Принстонского университета. До апреля 2022 года - декан факультета международных отношений и политических исследований СЗИУ РАНХиГС

Это один из видов авторитарного режима, который сегодня пытается приобрести черты, отчасти фашистского режима. А отчасти он пытается двинутся в сторону тоталитаризма. Некоторые мои коллеги предпочитают его называть цезаристским режимом. Но это все подвиды авторитарных режимов, достаточно консолидированных, ориентированных на личность правителя, имеют сложность с идеологией, но тем не менее используют электоральные или выборные процедуры.

Социолог

Это бонапартизм в стадии распада, на этой стадии он обернулся фашизмом.

"Тоталитарный" и "авторитарный" - это такие названия, выдуманные в середине XX века, которые относятся к определенной исторической эпохе. То, что происходит в России сейчас - это деспотизм в традиционной классификации и в то же время, если всё-таки выбирать, всё же авторитаризм, потому что есть монополизация власти и деполитизация населения. Пока, несмотря на войну, сильной реполитизации не происходит.

Политолог, доктор политических наук

Политический режим можно назвать персоналистской автократией. Это одна из разновидностей авторитарных режимов.

Историк, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Текущий режим трудно определить одним словом, потому что он руководствуется законами, но возник корпус законов, которые по своей природе антиконституционны, они нарушают важнейшие положения Конституции. Это очень своеобразное устройство власти. Очевидно, что в ближайшее время никакие выборы отменяться не будут, никакого положения [военного ]не будет вводиться, все будет действовать как обычно. Выход из поля права осуществился вполне легитимным способом. Сказать, что это тоталитарное государство - оно и раньше таким было. Сказать, что это самодержавие - ну да. Но мой президент - Ельцин - тоже таким был. О нем говорили “Президент всея России”. Это он заложил основы нынешнего режима - мы помним как он в 1996 г. стал обманом президентом. При этом несомненно можно сказать, что серьезный отход от демократических начал, которыми в то время клялись, тогда действительно произошел.

Социолог, политический обозреватель

Строй в России сейчас - это диктатура. Персоналистская диктатура.

Экономист, социолог, доктор экономических наук

Я давно уже говорю, что это некий современный вид фашизма. В нем соединены почти все черты классического фашистского (именно фашистского, не нацистского) режима: персоналистская власть, постоянное восхищение историческим прошлым, желание восстановить какие-то прежние достижения, растущее вмешательство государства в различные сферы жизни граждан, прямая пропаганда национализма и корпоративная государственная экономика. При этом, нельзя не учитывать особенности нашего времени (в частности, большее неприятие насилия), но я всё равно называю это фашизмом XXI века.

Старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии

Я склонен называть этот режим гибридным тоталитаризмом. В нем не осталось элементов даже имитационной демократии и вряд ли его можно оценить как сугубо авторитарный. Но он и не полностью тоталитарен - в нем есть элементы частной жизни и есть рыночная экономика, хотя и зажатая государством. При авторитаризме людям достаточно молчать, чтобы выражать свою покорность, в тоталитарной системе в ее поддержку надо подавать голос - соглашаться, предоставлять свое тело в пользование военной машине, писать доносы. Уровень репрессий в сегодняшней России превышает уровень политического преследования в позднем СССР. Кроме того, система работает без правил и не знает красных линий, который были в угасавшем Советском Союзе.

Научный сотрудник Александровского института Университета Хельсинки политолог и социолог

Российский режим деградировал постепенно. Обычно отправной точкой считают 2007 год, когда Путин назначил преемника, иными словами остался у власти, с масштабным применением фальсификаций и ограничением на деятельность политической оппозиции. Разумеется, тревожные знаки были и раньше: атака на негосударственные СМИ. С тех пор политическое руководство, узкий круг доверенных лиц Путина, так и оставался у власти на тех или иных позициях. Открытая политическая конкуренция была уничтожена.
Следующий поворотный момент - это массовые протесты 2011-12, после которых режим стал еще более репрессивным и в целом дальнейшее скатывание в гегемонистский авторитаризм был более-менее предрешен. Аннексия Крыма усугубила эти тенденция и для каких-то групп населения придала легитимность репрессиям в отношении инакомыслящих.

Специалист по политической теории. Приглашенный исследователь Принстонского университета. До апреля 2022 года - декан факультета международных отношений и политических исследований СЗИУ РАНХиГС

Это было долгое движение, которое еще в ельцинские времена началось. Когда политические силы были мобилизованы под вторые выборы Ельцина, в 1996-ом, а затем под выборы Путина. При правлении уже Путина режим последовательно развивался в направлении консолидированного авторитарного режима, когда во-первых, медиа были подчинены контролю государства, во-вторых, можно сказать, выборы были замещены электоральными процедурами. Это означает, что мы просто не понимаем, кто и как голосует и что вообще происходит с голосами. Также очень ограничивается сам доступ к выборам. В итоге они нужны лишь для того, чтобы изобразить одобрения пребывания у власти как отдельных партий, так и одного правителя. Такой режим аккламации.
Когда такая система действует на протяжении уже третьего десятилетия возникают разные кризисные моменты, которые направляют режим в сторону еще большей концентрации власти. Мы видели попытки бросить вызов этому режиму, в основном они ассоциируются с фигурой Алексея Навального, с протестами, которые он и его соратники организовывали. Я имею в виду прежде всего выход на Болотную и на проспект Сахарова. Это не продукт одного Навального, конечно, но тем не менее он там играл значимую роль. Тогда режим понял, что не до конца контролирует политическое пространство и, собственно, пошел по пути зачистки этого самого пространства. То есть не только партийная система теперь ставится под контроль, но и любое вообще общественное движение, имеющее потенциал к какой-либо оппозиционности. В конце концов были зачищены все штабы Навального, подавлена любая горизонтальная солидарность и попытки построить горизонтальные связи среди представителей оппозиции
Еще один важный момент - переход правителей в статус единоличных правителей. Это положение, схожее как раз с положением Цезаря, Муссолини, может быть, отчасти, Эрдогана, но в большей, кончено - Путина. Они неизбежно пропитываются мессианским духом. Им кажется, что на них спускается какая-то миссия. Ну или они хотят оставить большой след в истории, в отличие от выборных правителей соседних стран, которые, как им кажется, слишком часто меняются и ничем не запоминаются. Мы видим, что цезаризм и мессианство стали двигателями процесса, который привел нас в наше сегодняшнее плачевное состояние.

Социолог

Это очень длинный вопрос. На такой вопрос надо двадцатистраничной статьей отвечать.
В российской политической системе ключевую роль играют электоральные процедуры (выборы, голосования, опросы). Это создает трудность для современной политической науки при попытке классифицировать Россию: как столь активное обращение к голосу народа совмещается с очевидной деполитизацией и персоналистской властью? Описание российского политического режима как промежуточного, неполноценного на шкале демократии не позволяет объяснить ни его электоральный энтузиазм, ни его устойчивость. Здесь для описания российской системы используется теория плебисцитарной демократии.

В 90-е годы возникло противостояние достаточно несовместимых групп элит. Но какой-то преобладающей силы, готовой взять на себя власть и повести за собой народ, не было. Либеральные демократы и консервативные коммунисты были в своеобразном клинче. Передовые интеллектуалы, белые воротнички, с одной стороны хотели жить в просвещенной не авторитарной стране, в то же время они понимали, что если объявить демократию, то их сомнут - а они не были в этом заинтересованы, поэтому и смирились с властью Путина. Этот механизм называется бонапартистским. Он и объясняет, если очень грубо говорить, так называемый авторитарный тип режима.
Мы можем говорить об авторитарном режиме, в общем-то, еще при Ельцине. Постепенно перекрывались каналы воздействия снизу, закрыты независимые телеканалы, отменили губернаторские выборы и затем - рокировка Путина с Медведевым. Это дало нам понимание, что Путин обошел ограничения на третий срок и собирается оставаться у власти вне ротации. Это верный признак авторитарного режима. Хотя надо сказать, что бывают авторитарные режимы не персоналистские, а такие, где правит партия. Но у нас персоналистский.
После рокировки были демонстрации, которые вроде как не были подавлены сразу, что говорит о некой мягкости режима. Но затем прошли репрессии и Болотная стала триггером для того, чтобы режим стала свою природу и ужесточился. Попросту говоря, правящие круги испугались революционного потенциала, который несомненно был, и закрутили гайки.

Политолог, доктор политических наук

Россия оказалась тут постепенно. В 90-х годах Россия была демократией, хотя и с существенными дефектами. Такие политические режимы иногда и называют дефективными демократиями. После того, как Владимир Путин пришел к власти, она в течение некоторого времени сохранялась в этом качестве и главным отличительным качеством тогдашнего периода было то, что авторитарные тенденции уже появились, но выборы всё ещё продолжали играть существенную роль в функционировании государства. В частности, выборы 2000 года, на которых Путин и победил впервые, в общем следует рассматривать как честные. Однако в дальнейшем перспектива удержания власти у Путина всё больше связывалась с ограничением политических свобод. Ключевым рубежом здесь стал период с 2003 по 2005 год, когда была произведена зачистка партийной системы, отменены губернаторские выборы, и проведены некоторые другие меры, способствующие авторитарной трансформации. С тех пор авторитарные тенденции усиливались, роль выборов в России постоянно сокращалась, и постепенно сошла на нет.
В то же время личная власть Путина усиливалась. А персоналистская автократия и есть режим личной власти, когда все решения принимаются одним лидером, не сдерживаемым никакими институтциональными рамками.

Историк, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Дело не только в стилистике власти Ельцина и его пошлом желании обеспечить благополучие “семье”. Важнее другое, более тектоническое. То, что происходит ныне - это возвращение России на прежний путь. Тридцать последних лет были счастливым для многих из нас отклонением от традиционного, избранного ещё во времена Ивана Калиты, исторического пути России, в которой было две доминанты - диктатура в той или иной форме и империя. Мои представления о характере политической власти в России уходят в довольно давнюю историю. Российская история изначально строилась на непрерывном расширении территорий и на очень сильной централизованной власти. Исторически это было обусловлено господством татаро-монгольского ига, которое стало политической школой для русских правителей. И в этом смысле великие московские князья уже отличались необыкновенной жесткостью в правлении от древнерусских князей. Многие институции самоуправления и городской демократии, которые допустим были в Великом Новгороде или где-то еще, в Москве не существовали изначально вообще. А на новые территории власть распространялась в той же форме, что и в Москве. Это была железная поступь самовластия, причем капризного. Как писал Пушкин: жизнь человека в России зависит от того “куда подует самовластье”.
Я могу сказать, что нынешний правитель унаследовал очень многие черты того, что характерно для исторической России. Однако этот дискурс унаследовал не только он, но и общество, которое всегда, до конца 1990-х гг. жило в таком же режиме. В общественном сознании несменяемость власти и тогда, и сейчас воспринимается в большей степени как нормальное явление. Знаете, при самодержавии считалось преступлением рассуждать о возрасте государя и возможности его ухода от власти. На таком восприятии очень сильно сказалось крепостное право, исказившее присущее человеку чувство свободы. Я недавно видел фото группы обманутых дольщиков и они с плакатами… стояли на коленях. И этот мем “решительное требование, стоя на коленях” - очень традиционен. Знаете, как писал служащий, прося у царя, чтобы ему выдали заработанные им деньги?: “ Помилуй, государь, смилостивись, пожалуй, дай мне, сирому, твоего, государь, жалования”. Не моего, а твоего! Ибо все государево и правитель может пожаловать и дать честно заработанное человеком жалование, а может и не дать.
Что же касается империи, то здесь есть не только воля правителя, но и представление людей о пространстве. Большая, постоянно расширяющаяся территория в русском сознании кажется чем-то гораздо более важным, нежели все остальное. “Мы любим простор (помните слова гимна “Широка страна моя родная”), мы - большие, нам все время мало земли”. В этом проявляется присущее народу своеобразное, исковерканное желание свободы, вольности. А власть это представление о масштабности как о главной ценности хорошо усвоила, поэтому с древних времен всякий государь должен был присоединить какую-то территорию. Если он этого не делал - народ его считал плохим государем. Желание присоединения новых территорий кажется примечательным и нынче.
Одобрение действий власти по присоединению территорий как бы утоляет тоску, ностальгию по Советскому Союзу, зиждется не на том, что русские должны над всем господствовать, а на том, что страна должна быть огромная, единая, неделимая, однородная. Чтобы можно было развести руки и воскликнуть: “Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек”. Напомню, что эти слова написаны в эпоху жесточайшей диктатуры.

Социолог, политический обозреватель

Россия пришла сюда путем деградации предыдущего политического режима - бюрократического авторитаризма. И в результате конституционного переворота 2020 года. Сначала государственная бюрократия как авангард авторитарной модернизации стала терпима к репрессиям и насилию. Потом терпимо стало и население, облагодетельствованное этой бюрократией. В январе 2020 года система сдержек и противовесов внутри госаппарата, защищавшая автономию гражданской бюрократии, была демонтирована, и силовики захватили государственный аппарат. Они "продали" диктатору повестку войны и вытекающей из идеи экзистенциальной внешней угрозы повестку закручивания гаек. А диктатор превратил их повестку в реальную войну.

Экономист, социолог, доктор экономических наук

Россия к этому шла достаточно долго. «Граница между добром и злом» проходит, на мой взгляд, между Горбачевым и Ельциным. Потому что если мы посмотрим на принципы демократии, то мы увидим, что она закончилась уже с приходом Бориса Николаевича.
Что такое демократия? Демократия – это система, в которой можно легитимно сменить правящую партию ненасильственным путём. В СССР правила Коммунистическая партия, но затем она под давлением общества отказалась от уровне Союза и союзных республик в парламенты были избраны представители народа, в конечном счёте ставшие новой властью. В 1991 г. Ельцин был избран на пост Президента РСФСР – все эти события происходили ещё в период существования Советского Союза. Но в новой России действующая власть никогда не уступала оппонентам – от расстрела Верховного Совета в 1993 г. до фальсифицируемых выборов последнего времени. «Демократы» сразу показали, что власть для них абсолютно самоценна.
Так или иначе, период М.Горбачева был периодом куда больших либерализма и демократии. Время с 1992 г. года и дальше – уже период становления нынешней системы. Пересмотр федеративных отношений, Конституция 1993 г., написанная под президента-диктатора, насаждение религиозности, сфальсифицированные выборы 1996 г. и, наконец, назначение Ельциным «преемника» вместо проведения очередных выборов – всё это были знаки нового времени. Задолго до Путина Москва поддержала сепаратизм в Абхазии и Приднестровье, зато «зачистила» Чечню: тем самым были внедрены двойные стандарты – нам можно принуждать к сохранению в составе страты сепаратистские территории, а другим нельзя. С этого всего и начались ложь, коррупция и закручивание гаек, которые в итоге привели к диктатуре. И если тогда режим выглядел более мягким, то это лишь потому, что у него было меньше сил и денег, чем сейчас. Б.Ельцин сам стоял перед Западом с протянутой рукой, но, я полагаю, с теми же [диктаторскими] мыслями.

Старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии

Как Россия к этому пришла? Сужение пространства свободы происходило постепенно, и к каждой новой ступени вниз привыкали как к "новой нормальности", соглашались, шли на компромиссы, зарабатывали на системе. Российские элиты полностью провалились, согласившись на авторитаризм, который они сами считали рациональным и мягким в силу его коррумпированности. Но оказалось, что для команды Путина важна мессианская национал-империалистская, антимодернизационная, фундаменталисткая, архаичная идеология, в уродливом виде пережившая в буквальном смысле века. И она стала реализовывать эти имперские и традиционалистские идеи на практике. При попустительстве и согласии большинства населения и элит, не считавших важным ротацию власти и не понимавших, что помимо буржуазного рыночого потребления есть еще права человека и гражданина. И гражданская обязанность заботиться о будущем страны с применением такого прикладного инструмента, как демократия.

Научный сотрудник Александровского института Университета Хельсинки политолог и социолог

Либерализация теоретически возможна, однако для этого все-таки нужны экономические и политические группы, которые бы поддержали движение в сторону политических послаблений. Также необходима какая-то координация между умеренной оппозицией и умеренными сторонниками режима. Сейчас такая перспектива выглядит маловероятной. Российская ситуация также усугубляется еще и тем, что радикально настроенные военизированные группы получили право голоса и даже политическое представительство (речь о "вагнеровцах"). Новые технологии также способствуют пагубному действию госпропаганды. Мне видятся в отдаленной перспективе два сценария: 1) Южная Корея, где переход осуществлялся фактически без пресловутого "раскола элит" и при очень активном участии международного сообщества и западных инвестиций, 2) Сербия, где недоверие по отношению к США и НАТО сохранились на долгие годы, и чувство ресентимента притупилось, но никуда не ушло. Однако Сербия, несмотря на многочисленные проблемы, пока остается электоральной демократией с политической конкуренцией. Для России это был бы, пожалуй, оптимистичный сценарий развития.

Специалист по политической теории. Приглашенный исследователь Принстонского университета. До апреля 2022 года - декан факультета международных отношений и политических исследований СЗИУ РАНХиГС

Я боюсь, что в общем и целом шансов нет. В том смысле, что ситуацию эту не исправить. Она уже доведена до такой степени, что по сути является непоправимой. Слишком много было пролито крови. В этой связи Россия антагонизировала весь украинский народ на десятилетия вперед. Жизни, которые были потеряны, уже не вернуть. А дальше есть разные варианты развития этой ситуации. Боюсь, это будет разговор не про исправление, а про возможный сценарий того, что может происходить с такими режимами как сегодняшний российский. У нас есть примеры как выживания подобных режимов, так и их крушения. Я думаю, главным фактором развития российского политического режима, конечно, станет исход текущей войны.
Российский режим сегодня пытается зафиксировать то, что происходит. Конечно, в интересах России было бы поставить точку и призвать мир признать территориальные приобретения. Но этого не случится ни при каких условиях. Ну а следовательно война будет продолжаться и основная развилка будет состоять в том, выиграет режим войну или проиграет. Понятно, что и победа и поражение это конструкты, и внутри страны режим постарается представить и то, и другое так, как ему выгодно. Но примеры поражений таких режимов есть. Я даже не говорю сегодня о нацисткой Германии. Можного говорить об итальянском фашизме или более близком к нам по времени аргентинском режиме, который точно также начал неудачную военную кампанию с Фолклендскими островами, проиграл ее. что привело к крушению самого режима, к переменам в стране. Я не исключаю, что в случае поражения в войне с Украиной в России могут начаться перемены аналогичного характера.
Куда они повернутся - предсказать сложно. Это может быть и поворот в сторону демократизации, и поворот в сторону какой-то новой военной диктатуры. Все будет зависеть от того, чья власть возьмет верх вслед за военным поражением. Если режим в том или ином виде одержит победу, ну или придет к тому, что можно будет выдать за победу, то велика вероятность его дальнейшей консолидации. Точных аналогий таких побед в истории нет. Но, например, можно было бы вспомнить вьетнамскую войну. Когда Северный Вьетнам одержал таки победу, США вышли из Южного Вьетнама и вся страна объединилась под авторитарным социалистическим режимом, он консолидировался и продолжил свое существование. Такая перспектива в российском случае тоже возможна.

Социолог

Да, исправление ситуации в России возможно. Кейсы Франции-1870 и Германии-1945 показывают, что такие режимы заканчивают военным поражением, тяжёлым внутренним кризисом и перестройкой в сторону республики. Железных закономерностей в истории не бывает.

Исправление ситуации, конечно, возможно, ведь сейчас у нас персоналистский режим. Бессмертие пока еще не изобрели, так что он не может быть вечным. Если бы он был структурированным, как в Союзе, где была партия с каналами обновления и коллективным руководством, то да, это могло бы продолжаться и после смерти Путина. Но сейчас ничего такого нет, это классический деспотизм, даже тирания, может быть.
Я не думаю, что конец войны станет фактором большой трансформации режима. Стакан всегда наполовину пуст: война будет и в чем-то проиграна, и в чем-то выиграна. А учитывая, что пропагандистская составляющая остается сильной, к сожалению, я не думаю, что война у нас может быть “проигранной”. А если и проиграют, скажут, что это организовала пятая колонна. Это же и станет объяснением еще большего ужесточения режима.
Да, при таком исходе будут трудности, и смотреться Россия будет гораздо менее мощно, чем раньше. Но дальше все зависит от личности [Путина] и ее судьбы, потому что она является функциональным центром и имеет довольно много сподвижников и единомышленников.

Политолог, доктор политических наук

Никакой политический режим не вечен. И в особенности это касается персоналистских автократий, потому что они всегда завязаны на одного человека, а люди смертны.
Если же говорить о перспективах политических изменений до того, как Владимир Путин по каким-то естественным причинам покинет свою должность, то дело обстоит сложнее. Есть примеры того, что персоналистские автократии прекращали свое существование вследствие военных переворотов, дворцовых заговоров, массовых выступлений. К сожалению, сейчас непосредственных перспектив не для одного из этих вариантов в России не просматривается. Это не значит, что их нет вообще, потому что они могут возникнуть неожиданно для сторонних наблюдателей. Это касается в особенности таких вариантов, которые связаны с переворотами и заговорами, потому что если известно об их подготовке, то это значит, что на самом деле их нет. Успешные заговоры всегда готовятся в тайне.
Об исходе войны пока еще говорить рано, потому что он в действительности не предопределен. Но если этот исход будет интерпретирован как поражение России что, подчеркиваю, на данный момент не очевидно, то естественно это существенно ослабит возможность Путина и дальше удерживать власть в таком объеме и возможно стимулирует игроков действующей системы к тому, чтобы выступить против него.
Персоналистская автократия это наиболее распространенная форма авторитаризма в современном мире. Можно привести пример африканских, арабских стран, в меньшей степени азиатских. Но прямых аналогов естественно нет, потому что Россия это очень большая страна, оснащенная ядерным оружием и играющая довольно важную роль на международной арене.
Однако если говорить не об исходах подобных режимов, а просто о параллельности их действий, то, например,в мире очень много внимания уделяется сейчас вторжению России в Украину. Однако параллельно происходит вторжение Руанды в соседнюю демократическую республику Конго. Оно по всем параметрам абсолютно идентично тому, что происходит сейчас между Россией и Украиной. Но Руанда и Конго интересуют гораздо меньшее количество людей. Потому что Руанда не такая важная страна, как Россия.

Историк, доктор исторических наук, профессор, главный научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге

Для меня, как историка, кажется, что демократической перспективы нет никакой. Кажется, что не нужна людям свобода, словно общественное сознание не готово к демократическому развитию. Есть даже ощущение, что для множества людей сейчас [после ужесточения режима] всё становится, наконец-то, более привычным и ясным. Так что на будущее России у меня взгляд пессимистический, но для очень- очень многих, думаю - для большинства - наоборот, он очень оптимистичен: это конец смуты, противоречий, необходимости делать (порой мучительно) выбор, думать, бороться, рисковать. Наконец-то, мы входим в гавань Покоя.
А насчет исторических аналогий - я сомневаюсь, что опыт других стран можно применить к России. Есть у нее все-таки какая-то особая судьба. В 18 веке фельдмаршал Миних, видя кульбиты власти, провалы и бардак писал: “Несомненно, России покровительствует Бог, иначе невозможно понять как она может существовать”

Социолог, политический обозреватель

Нет. Ни шансов, ни аналогий.

Экономист, социолог, доктор экономических наук

В ближайшие три-пять лет я таких возможностей не вижу, аналогов нет. Можно только вспомнить Германию 1920-х, которую многие считали тогда «нормальной страной» и которая породила в итоге Гитлера. Но исправление Германии стало возможным после её разгрома в войне и принудительной денацификации – и, кроме того, в условиях её инкорпорирования в НАТО и Европейский Союз. Россию никто оккупировать и исправлять не собирается. Поэтому перемены в стране можно ожидать только после смерти В.Путина, т.к. авторитарный диктаторский режим, как правило, уходит только вместе с его создателем. Поэтому пока у нас оснований надеяться на перемены нет – да и какими они могут быть «после Путина», сейчас очень сложно сказать.

Старший научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии

Сейчас - при том, что в гражданском обществе, которое не умерло, есть высокая степень сопротивления - о чем свидетельствует статистика ОВД-инфо, шанса на изменения снизу нет. Градус репрессий таков, что сигналы снизу не проходят и глушатся, не говоря уже о безразличии пассивных конформистов, которые сами блокируют любые проявления недовольства снизу.
Исторически серьезные перемены в России, во всяком случае в советский и постсоветский период, начинались сверху: достаточно вспомнить два периода - после смерти Сталина и после череды кончин геронтократов. Когда уходили тем или иным образом люди, символизировавшие неэффективный режим, начиналась либерализация. Примеры - хрущевская оттепель и горбачевская перестройка, переросшая в ельцинский короткий реформаторский период. Так что перемены возможны, только предсказать их характер и время наступления, напротив, невозможно.
У нас нет своего Хуана Карлоса, а режим Путина жестче системы позднего Франко. Как нет и уверенности в том, что период транзита пройдет при таком же ответственном поведении элит, как в постфранкистской Испании. Тем не менее, это еще один пример преобразований системы сверху.